| [Посетитель (112.0.*.*)]Ответы [Китайский ] | Время :2023-12-03 |  Лингвистическое значение Соссюра
Язык – это мысль, организованная в субстанции звука
Чтобы понять, что язык может быть только системой чистых ценностей, достаточно рассмотреть два элемента, которые работают в языке: идеи и звуки.
С психологической точки зрения ум оторван от выражения слов и представляет собой просто массу бесформенных, расплывчатых и неясных вещей. Философы и лингвисты часто соглашаются с тем, что без помощи символов мы не можем четко и твердо различить две идеи. Мысль сама по себе подобна туманности, в которой нет границ, которые обязательно разграничиваются. Нет такого понятия, как предопределенная идея. До появления языка все было неоднозначно.
Является ли сам звук предопределенной сущностью по сравнению с этим плавающим царством? Субстанция звука не является более фиксированной или более твердой, это не модель, мысль должна соответствовать своей форме, а податливая субстанция, которая сама может быть разделена на различные части, чтобы обеспечить означающее, в котором нуждается мысль. Таким образом, мы можем представить себе весь лингвистический факт, т. е. язык, как ряд связанных между собой мелких различий, проведенных одновременно на бесконечной плоскости двусмысленных идей (А) и столь же неопределенной плоскости звука (В), как показано на диаграмме справа:
Образ
Уникальная роль языка в мышлении заключается не в том, что он является материальным средством звука, созданным для выражения идей, а в том, что он является средством передачи мысли и звука, так что их соединение обязательно приводит к проведению четкой границы между единицами. Мысль по самой своей природе хаотична, и она должна быть прояснена, когда она разложена. Следовательно, нет ни материализации мысли, ни одухотворения звука, а есть довольно таинственный факт «мысле-звука» Имплицитно в этом различии подразумевается, что язык формулирует свою единицу, когда он образуется между этими двумя аморфными и нетрадиционными вещами.Представим себе, что воздух и поверхность воды соприкасаются: если давление атмосферы изменяется, то поверхность воды распадается на ряд мелких различий, т. е. волн, которые поднимаются и опускаются, напоминая о соединении мысли и звуковой материи, или о спаривании...
Мы можем назвать язык областью подразделов в том смысле, в каком он изложен на стр. 17: каждый языковой элемент есть маленький член, articulus, в котором идея фиксируется в звуке, а звук становится символом идеи.
Язык также можно сравнить с листом бумаги: мысль – это позитив, а звук – это негатив. Мы не можем отрезать переднюю часть, а не хвост, и точно так же в языке мы не можем вынуть звук из ума, и мы не можем вынуть мысль из звука. Это можно сделать только с помощью абстрактной работы, результатом которой является чистая психология или чистая фонология.
Таким образом, лингвистика работает на периферии, где эти два типа элементов сходятся вместе, и эта комбинация порождает форму, а не сущность.
Эти моменты могут дать нам лучшее понимание произвольности символов, упомянутых на стр. 94 выше. Мало того, что эти две области, связанные лингвистическими фактами, расплывчаты и аморфны, так еще и выбор того, какой слог обозначает то или иное понятие, совершенно произволен. В противном случае понятие стоимости потеряло бы часть своего характера, потому что содержало бы в себе элемент, навязанный извне. Но на самом деле ценность все-таки вполне относительна, и поэтому связь между идеями и звуками принципиально произвольна.
Произвольность символов, в свою очередь, позволяет лучше понять, почему социальные факты способны самостоятельно создавать языковую систему. Ценность существует только по обычаю и всеобщему согласию, поэтому для того, чтобы установить ценность, должен существовать коллектив, а индивид не может определять какую-либо ценность.
Установленные таким образом значения также предполагают, что было бы большой иллюзией рассматривать элемент просто как комбинацию определенного звука и определенной концепции. Такое положение отделило бы его от системы, к которой он принадлежит, как если бы начав с элементов и сложив их вместе, мы образовали бы систему. На самом деле, наоборот, мы должны исходить из целого, связанного друг с другом, анализировать его и приходить к элементам, которые оно содержит.
Чтобы развить этот аргумент, мы рассмотрим их отдельно с точки зрения означающего или понятия (§ 2), точки зрения означающего (§ 3) и точки зрения знака в целом (§ 4).
Поскольку мы не можем непосредственно постичь конкретную сущность или единицу языка, мы будем использовать слова в качестве материала для исследования. Хотя слова не совсем соответствуют определению языковых единиц (см. стр. 143), они, по крайней мере, дают нам приблизительное представление и имеют то преимущество, что они конкретны. Таким образом, мы будем рассматривать слова как образцы, равные действительным элементам синхронных систем, а принципы, выведенные из слов, в равной степени справедливы и для сущностей вообще. |
|
